День пятый, 6 января

Утром пришлось встать в 6 утра, потому что весь день нам предстояло провести в пути от Каппадокии до Памуккале (всего 635 км), с двумя небольшими остановками у руин еще одного кервансарая в местечке Огрюп и потом в Конье. Руины очень даже ничего, хоть кервансарай был значительно меньше вчерашнего, зато на некоторых глыбах здесь сохранились изображения крестов, оставленные рыцарями во времена крестовых походов.

За руинами нас ожидал вообще потрясающий пейзаж – голубое озеро в жерле давно потухшего вулкана. Вид сродни космическому – берега озера почти отвесные, светлые и все в поперечных складочках, словно по ним стекал густой сироп, пока не застыл.

По дороге Шенол рассказывал нам об истории сельджукского государства и Османской империи, о нравах во дворце турецких султанов, о жизни в гареме, о печальной судьбе турецких принцев крови, которых вступивший на престол султан имел законное право убить. Ну и, конечно, не упускал наш милый экскурсовод случая подпустить нам, славянам, шпилек: по его словам, не было в истории Османской империи более жестокой и кровожадной султанши, чем славянка Роксолана, по наущению-де которой Сулейман Великолепный убил своего сына-наследника. Но почему-то Шенол ни словом не обмолвился о том, что Сулейман убил к тому же и их с Роксоланой сына Баязида и пятерых его сыновей, своих внучат.

Обычай убивать претендентов на престол ввел султан Мехмед II Завоеватель, который первым приказал задушить своего шестимесячного братика, и после этого практически каждый всходивший на трон турецкий султан первым делом обагрял руки в родной крови: Баязид II отравил двух своих сыновей, Селим I Грозный казнил троих сыновей и шестерых племянников, по приказу Мурада III были задушены пять его младших братьев, причем самый маленький был еще грудничком, евнухи буквально вырвали его из рук матери, которая впоследствии покончила с собой. Мехмед III убил двух своих сыновей и 19 младших братьев, самому старшему братику было всего 11 лет, а когда две наложницы предыдущего султана, беременные на момент его смерти, родили потенциальных претендентов на престол, Мехмед приказал утопить новорожденных младенцев, как котят. Всего за четыре с половиной века правления династии Османов было убито 78 принцев. И это при том, что в гареме детская смертность сама по себе была ужасающей, причем еще в XVIII-XIX веках: у Ахмеда III родилось 52 ребенка, из них 34 умерли в младенчестве, а у Абдул-Меджида I умерло 25 младенцев!

Принцев обычно душили шелковыми шнурками немые евнухи из свиты султана, по словам Шенола, это было оправдано отсутствием в дальнейшем войн из-за престола, которых не избежала Европа. Как тут не вспомнить Достоевского с убийственным вопросом: можно ли построить мировую гармонию, если в ее основе будет лежать кровь замученного ребенка? История дает однозначный ответ: Османская империя выродилась и пала; Великая французская революция, которая начала с убийства в тюрьме 10-летнего сына последнего французского короля Людовика XVI и Марии Антуанетты, захлебнулась в крови собственных лидеров; наша революция 1917 года, расстреляв в Екатеринбурге царских детей, закончилась полным крахом.

А одного нашего туриста обычай душить претендентов на престол вдохновил на трогательные стихи (прошу прощения, если воспроизведу их не совсем в авторском варианте):

…А для турецкого народа
Тот евнух с шелковым шнурком
Дешевле был, чем избирком.

Считать кровожадной женщину, которая пыталась обезопасить жизнь своих детей в условиях кровавых законов дома Османов, по меньшей мере несправедливо. Не сказал Шенол и того, что и другие султанши участвовали в заговорах против наследников престола, чтобы спасти от смерти собственных детей. Впрочем, ненависть Шенола к Роксолане имеет исторические корни: турки не любили султаншу еще при ее жизни, называли ведьмой, которая околдовала их любимого султана. Посмею предположить, что одной из причин ненависти послужило то, что ради этой женщины самый великий султан Османского дома отказался от своего гарема, и Роксолана до конца его дней оставалась его единственной женой. Кроме того, это был первый случай в истории Османов, когда султан женился на наложнице. Пусть турки думают про Сулеймана и Роксолану что хотят, а я так считаю – молодец мужик! Раз постигло тебя настоящее чувство – делай как велит сердце, и долой традиции. Зачем тебе вершина мира, если ты на ней одинок? Сулейман в этом отношении дал пример своим потомкам, которые сплошь и рядом стали жениться на любимых наложницах и нарушать другие традиции. Мурад III тоже забросил гарем ради одной женщины – албанки Сафие, с которой прожил 20 лет, но потом, правда, все-таки завел себе наложниц. А Сафие тоже завела себе наложницу – еврейку, которая играла при женщинах гарема роль посредника с внешним миром и выполняла всяческие конфиденциальные поручения султанши. В нетрадиционных связях были замечены и султаны – у Мехмеда II Завоевателя наряду с женским гаремом был гарем из красивых мальчиков, у Мехмеда IV в фаворитах ходил смазливый поляк Асан-ага, Абдул-Азиз I тоже увлекался мальчиками.

Еще одной османской традицией было брать в гаремы почти исключительно христианок, которых, правда, тут же обращали в ислам. Когда султан Осман II решил жениться на красавице-турчанке из знатного рода, то это вызвало недовольство в народе, и, кстати, Осман II стал единственным султаном, которого казнили в результате народного восстания.

В гареме был очень жесткий «табель о рангах»: официальных жен, султанш, могло быть по исламскому закону лишь четыре, но вовсе не обязательно, чтобы именно их сыновья становились султанами. Рожали будущих султанов и простые наложницы, и если ее сын восходил на трон, то она становилась «валиде-султан» (мать-султанша) и начинала заправлять в гареме. Хозяйкой гарема была именно она, а вовсе не старшая жена (биринджи-кадан) или фаворитка (хасеки) султана, но если любимая оказывалась женщиной волевой и сильной, как Роксолана или жена Мурада III Сафие, то конфликты со свекровью были неизбежны. Нередки в истории османского дома случаи, когда валиде-султан становилась официальной регентшей при малолетнем султане, и тогда она заправляла уже не только в гареме, но и во всей империи, назначая главных визирей и вмешиваясь во все дела государства. Даже заседания Дивана – кабинета министров – проходили на женской половине гарема. Мать Султана Мурада IV за 1 год сменила шесть великих визирей, мать Мехмеда IV ХадиджеТурхан – аж 12 визирей за 5 лет, а мать султана Ибрагима Безумного Кёсем фактически управляла империей, поскольку сына прозвали так, как вы понимаете, вовсе не потому, что он отличался умом и сообразительностью. Кстати, в конце концов Кёсем приняла участие в заговоре против собственного сына вместе с членами Дивана и командиром корпуса янычар, и Ибрагим был задушен, поскольку абсолютно не занимался государственными делами, а целыми днями предавался сладострастию в гареме.

История сохранила даже такой случай: когда 10-летний султан Мехмед IV выслушивал доклад главного судьи Анатолии, он повернул голову в сторону, где за занавеской стояла его мать, и спросил, как ему относиться к услышанному. Та ответила, что слова судьи точно соответствуют действительности. Будете в гареме дворца Топкапы, представьте себе эту картинку: в роскошном тронном зале собрались первые люди империи – все в высоких тюрбанах, сверкают драгоценные камни и расшитые золотом одежды, на троне восседает малолетний султан, перед которым все падают ниц, а за ширмой стоит, никому не видимая, его маманя и громким голосом дает ценные указания.

О том, какой властью пользовались валиде-султан, говорит такая совершенно умопомрачительная история: однажды императрица Евгения, жена Наолеона III, по пути на торжественную церемонию по поводу открытия Суэцкого канала, решила заглянуть в Стамбул и посетить султанский дворец. Ее приняли с подобающей пышностью и провели в гарем, который всегда будоражил умы европейцев. И что бы вы думали? Валиде-султан Пертивнияль, разгневанная вторжением чужестранки в ее владения, прилюдно влепила императрице пощечину. Международный скандал с трудом уняли, хотя, думаю, Евгения помнила об этом унижении до конца жизни: ей, законодательнице мод, утонченной красивой женщине благородных кровей дала по морде бывшая прачка! До того, как стать женой султана Махмуда II, Пертивнияль служила прачкой в турецкой бане, где ее пышные формы и приметил Махмуд.

А мне очень понравилась одна традиция в воспитании принцев османского дома: каждый из них с детства должен был овладеть каким-нибудь ремеслом. Мехмед III изготавливал стрелы, Ахмед I – роговые кольца, которые одевались на большой палец, чтобы было удобнее натягивать тетиву на луке. Сулейман Великолепный освоил кузнечное дело. Абдул-Гамид освоил столярное дело и увлекался резьбой по дереву. Но помимо ремесел, султаны увлекались и искусством: во дворце Топкапы на стенах висят образцы каллиграфии, выполненные султаном Ахмедом III, Султан Селим I писал неплохие стихи, Сулейман Великолепный и Роксолана тоже обменивались в письмах любовными стихами.

Вообще, среди султанш встречались весьма образованные и неординарные дамы: венецианский посол при дворе султана Мурада III писал, что валиде-султан Нурбану (родом из знатной греко-венецианской семьи) – искусный, умный и очень опытный государственный деятель. Нурбану переписывалась с Екатериной Медичи, королевой-регентшей при малолетнем Генрихе III, а султанша Сафие (мать Мехмеда III) – с английской королевой Елизаветой.

Султанши могли выезжать в закрытых экипажах за пределы дворца, занимались благотворительностью, строили мечети, медресе, бани и лечебницы. Самая известная постройка — Новая мечеть в Еминёню, рядом с Египетским рынком, которую начала возводить в 1597 г. валиде-султан Сафие и закончила в 1663 г. валиде-султан ХадиджеТурхан – мать Мехмеда IV. Эта мечеть очень компактная, пропорциональная, внутри отделана прелестными голубыми изразцами и, на мой взгляд, именно ей больше подходит название Голубой мечети, чем мечети Султана Ахмеда.

Но для других обитательниц гарема жизнь не была столь же насыщенной, безопасной и более-менее свободной, с ними не церемонились. Нравы оставались жестокими, провинившихся женщин жестоко избивали надсмотрщики, и даже в XVII веке наложниц, уличенных, например, в колдовстве зашивали в мешок и топили в море. Мехмед III, придя к власти, велел утопить 10 жен и наложниц своего отца, якобы они угрожали его безопасности. А когда Мехмед III собрался в очередной поход против Австрии, его мать Сафие, понимавшая безумие этой затеи, ибо турки уже потерпели несколько сокрушительных поражений и новая война грозила новыми бедами, попросила любимую наложницу султана отговорить его. Но едва бедная девушка открыла рот, Мехмед вонзил ей в грудь кинжал и убил. Ахмед I избил ногами, а потом ударил в щеку кинжалом одну из своих жен за то, что та задушила любимую наложницу Ахмеда.

Не о всех женщинах Османского дома точно известна их национальность, а если женщина рожала дочь, то даже имени матери нигде не записывалось. Точно известно, что матерями султанов Мехмеда II Завоевателя, Османа II, Мурада IV, Ибрагима, Мустафы II, Ахмеда III были гречанки, матерью султана Османа III — русская, султана Мехмеда III — албанка. Есть легенда, что жена султана Мехмеда II Завоевателя и мать султана Баязида II была дочерью французского короля, которая должна была выйти замуж за последнего византийского императора Константина XI, но после взятия турками Константинополя попала сначала в плен, а потом и в гарем к султану. Как писал турецкий историк Эвлия Челеби, во время намаза муллы поворачивались спиной к ее саркофагу, потому что она так и не приняла ислам. Еще одной француженкой, влившей свежую кровь в турецкую династию, была кузина императрицы Жозефины (жены Наполеона) Айме Дюбуа де Ривери, которая вошла в историю под именем Накшидиль как мать султана Махмуда II. Не могу не сделать небольшое отступление: когда султан Абдул-Азиз (1861-1876) посетил Францию, то принимавший его император Наполеон III намекнул, что они — родственники через своих бабушек. Абдул-Азиз почему-то обиделся.

Короче говоря, до конца XIII века султаны в Османской династии встречались светлоглазые, светлокожие и светлобородые, но потом в гаремную «моду» вошли черкешенки, и султаны снова забрюнетились.

Девушки попадали в гарем в очень юном возрасте, почти девочками, а после смерти султана их либо отправляли доживать свой век в одиночестве в одном из старых дворцов, либо выдавали замуж. Известен случай, когда фаворитка Мустафы II Хафиза после его смерти бросилась в ноги к новому султану, умоляя не выдавать ее замуж за престарелого сановника, потому что она является матерью шестерых детей Мустафы. А был ей на тот момент всего 21 год…

Но в XIX веке нравы резко поменялись и гарем откровенно распоясался: женщины гарема стали наставлять султанам рога, требовать все новых и новых драгоценностей и прочих предметов роскоши, чем практически разорили казну. Мать и сестры султана Абдул-Меджида I (1839-1861) не раз путешествовали за границей, у валиде-султан был свой двор, собственные немалые доходы, она практически не скрывала лицо, а жены и наложницы разъезжали по городу в экипажах практически без вуали, беседовали на улицах с молодыми мужчинами, заводили любовников, которым делали дорогие подарки. А любимая жена султана Безме даже не гнушалась заводить шашни с дворцовой прислугой, и когда Абдул-Меджид узнал об этом, то сослал ее с глаз долой.

А закончилась история гарема турецких султанов в 1917 году самым невероятным образом: гарем Абдул Гамида попросил разрешения разойтись на все четыре стороны, потому что роскошная жизнь из-за тягот Первой мировой войны кончилась, и султану больше нечего было предложить своим красавицам. С Абдул Гамидом осталась единственная преданная ему женщина, на руках которой он и умер через год.

Как ни странно, но свою роль в вырождении династии Османов сыграло… милосердие султана Ахмеда I, сына Мехмеда III, который при вступлении на престол в 1603 г. решил пощадить своего слабоумного брата Мустафу и не убивать его, а поместить в особое закрытое помещение гарема, которое впоследствии получило название Клетки. Именно с Мустафы в династии Османов стали периодически проявляться признаки безумия (Ибрагим Безумный, Абдул-Меджид I, Мустафа IV, Абдул-Азиз I, Мурад V). Но вступивший на трон в 1623 г. султан Мурад IV, который из-за пристрастия к алкоголю был одержим маниакальной страстью к убийствам, все же лишил жизни семерых братьев, а перед смертью решил покончить и с последним оставшимся в живых представителем династии Османов – своим братом Ибрагимом. Если бы ему это удалось, то трон Османской империи достался бы крымским ханам, но Мурад умер от цирроза печени. Опять из-за случайности судьба великой империи висит на волоске!

Итак, с 1640 г., когда на престол вступил Ибрагим Безумный, все будущие султаны были выходцами из Клетки, где они проводили не один десяток лет, общаясь только с немыми евнухами и стерилизованными женщинами, которые не могли иметь детей. К примеру, Сулейман II провел в Клетке 39 лет, Ахмед II – 43 года, Мехмед VI – 57 лет! Естественно, что они были начисто лишены какого бы то ни было житейского опыта, не говоря уже о государственном мышлении, и потому были абсолютно не готовы управлять огромной империей. В результате делами страны занимались великие визири, и султанат просто изжил себя, превратившись в конце концов просто в дань традиции. По словам эмиссара Мекки при дворе последних турецких султанов Али Хайдар Мидхада, Османская династия во многом несет ответственность за распад мусульманского мира в 20-х годах XX века. Наверное, поэтому изгнание последних Османов было встречено народом абсолютно безразлично.

Но вернемся к нашему путешествию: следующая остановка была в Конье, возле мавзолея Мевляны, куда мы прибыли в 11 утра. Город Конья – древний Иконий, основанный еще фригийцами, богат историей: согласно народной легенде, в окрестностях Коньи долго жил Платон и где-то здесь захоронен его прах (южнее Коньи рядом с озером Бейшехир до сих пор сохранился хеттский памятник у источника, именуемого Эфлатун Пинары, «Источник Платона»), в Конье останавливался Александр Македонский, здесь проповедовали Апостолы Павел и Варнавва, в III веке здесь состоялся Вселенский собор. В XI веке Иконий завоевали сельджуки, которые переименовали его в Конью и сделали своей столицей, а в XIII веке Конья стала прибежищем для ученых, философов и теологов всего восточно-мусульманского мира, которые бежали из Персии и Афганистана от монгольского нашествия в поисках безопасности.

У мавзолея Шенол рассказал немного о самом Джеллаледине Руми (ну совсем немного), объяснил, на что нужно обратить внимание в его мавзолее, потом мы посетили небольшой музей, где был воспроизведен быт дервишей ордена Мевлеви, и пошли в мавзолей. Мавзолей был построен в XIII веке, и над самой могилой Руми снаружи возвышается очень красивый конусообразный зеленый купол, который виден издалека. Могила Мевляны, и все, что ее обрамляет – стены, колонны, потолок — действительно очень пышные и красивые, так что мыслей о смерти даже не возникает, словно во дворец попадаешь. Прелестен серебряный сосуд для апрельских слез, к сожалению, я не запомнила объяснения Шенола об этом обряде. Во второй части мавзолея расположен музей, среди экспонатов – книги, рукописи, мне особенно запомнился небольшой коран, где на черном фоне слова написаны золотыми буквами.

Меня поразило, что в таком религиозном городе как Конья сами турки свободно фотографировали внутри мавзолея, чем дали пример и нам. А некоторые верующие в самом деле молились у его могилы, и это выглядело несколько странно, ведь Руми не был ни святым, ни пророком, он даже турком не был, но любовь к нему живет в народе до сих пор и в его мавзолей в Конье паломники валом валят со всего света.

К стыду своему, до этой поездки я ничего не знала о Джеллаледине Руми, только имя показалось знакомым, поэтому, вернувшись домой, я разыскала о нем кое-какую литературу, почитала его стихи, и у меня сложилось собственное впечатление об этом человеке. По-моему, это был один из тех людей, которые живут, вне зависимости от внешних обстоятельств, собственной сосредоточенной внутренней жизнью, исключительно духовной и наполненной напряженным личным поиском Бога и себя в этом мире. Его личность была настолько неординарна, что просто не могла вместиться в рамки ислама, как не может любая выдающаяся личность уместиться в любые рамки. Только у такого человека, гражданина мира, переполненного личностными переживаниями поиска высшего смысла жизни и поднявшегося над суетой теологических споров, могли родиться строчки:

О правоверные, себя утратил я среди людей.
Я чужд Христу, исламу чужд, не варвар и не иудей.
Я четырех начал лишен, не подчинен движенью сфер,
Мне чужды запад и восток, моря и горы — я ничей.
Живу вне четырех стихий, не раб ни неба, ни земли,
Я в нынешнем, я в прошлом дне — теку, меняясь, как ручей

Внешне жизнь Руми до поры до времени протекала довольно спокойно: когда ему было 14, отец вывез семью из Балха, когда угроза нашествия орд Чингисхана стала реальной. Кстати, монголы потом все же добрались до Малой Азии, когда Тимур в битве при Анкаре в пух и прах разгромил войска султана Баязида I, правнука основателя Османской империи Османа Гази.

Руми получил хорошее образование, затем сам преподавал в медресе, пойдя по стопам отца Бахауддина Веледа, который был известным теологом мистической направленности. Затем Руми прошел посвящение в тайны суфизма у единомышленника и ученика отца Сеида Бурханаддина Мухаккика.

В медресе, где преподавал Руми, собирались известные философы того времени, у него было много учеников, Руми пользовался уважением среди жителей Коньи, даже стал уполномоченным султаната в вопросах юриспруденции. Проповеди, которые он читал в мечети, были собраны и записаны в труде Mecalis-i Seb`a. Его любили и почитали не только мусульмане, но и христиане, и евреи – словом, все, кто его знал (кстати, во времена Руми в Конье говорили на двух языках – греческом и тюркском, и сам он писал стихи на фарси и на обоих этих языках, а на турецкий его стихи перевели только в XVIII веке).

А потом в его жизни произошло событие, перевернувшее всю размеренную жизнь и подарившее миру уникального поэта – в 1244 году он встретился со странствующим дервишем Шамседдином Табризи, в высшей степени харизматической личностью, свободной, неистовой, искренней в своем странном и шокирующем обывателей поведении. Они нашли друг друга – два неординарных человека, одинаково мыслящих, одинаково чувствующих, а главное – друг в друге они увидели воплощение божественной силы, любви и красоты как результат познания мира и человека. Благодаря Шамсу Руми обрел самого себя и начал писать стихи. Он забросил преподавание и теологические диспуты, месяцами не вспоминал о семье, в любой момент мог впасть в поэтический экстаз, начать танцевать, кружиться и декламировать стихи. Меня поразил один случай, когда Руми шел по базару и услышал перезвон молоточков злотых дел мастеров, то стал в такт мелодичному ритму кружиться и выплескивать из себя стихи:

Эй, листок, расскажи, где ты силу нашел,
как ты ветку прорвал,
из тюрьмы своей вышел на свет?!
Расскажи, расскажи, чтоб мы тоже могли
из тюрьмы своей выйти
на свет!
Эй, кипарис, ты растешь из земли,
но как гордо ты вскинулся ввысь!
Кто тебя научил, кто тебе показал ?
Научи ты и нас, как ты тянешься ввысь!

Чувствуете ритм, ну чем не рэп? А ведь этим строкам 760 лет…

Но дружба Шамса и Руми закончилась трагической разлукой – ревновавший отца младший сын Алляеддин убил Шамса и выбросил его труп в колодец. Руми затосковал, да так страшно, что родные всерьез за него опасались: «Стенания и плач Мевляны достигли седьмого неба», — вспоминал его старший сын Велед. Руми долго искал друга и в Конье, и в Тебризе, даже в Дамаске, и с этого времени стал подписывать свои стихи именем Шамседдина Тебризи.

А через десять лет Руми создаст главное свое творение — поэму двустиший «Месневи» («Лавка единства»), в которую вошли притчи, легенды и сказки многих народов и в которой дотошные исследователи насчитали более тридцати одной тысячи стихотворных строк. Последователи Мевляны разучивали поэму наизусть, даже создавали специальные школы для ее изучения и толкования, и вообще, все, что делал Руми при жизни, как одевался, как танцевал — стало потом предметом подражания. Считается, что поэма Мевляны настолько всеохватна, что любой человек найдет в ней подтверждение именно своим взглядам, а любой философ – созвучие своей теории. Между прочим, Руми использовал в своей поэме притчи Платона, а одну из притч Руми использовал Коэлья в своем «Алхимике», поменяв только имена и место действия.

Напротив мавзолея Мевляны находится довольно-таки большая и красивая мечеть, построенная султаном Селимом II (1566—74) — сыном Роксоланы и Сулеймана Великолепного. Между прочим, этого султана прозвали Пьяницей, настолько жизнелюбив он был и не чуждался человеческих слабостей – вина и гарема. Что ж, сам пророк Мухаммед признавался: «Более всего на земле я любил женщин и ароматы, но полное наслаждение находил всегда только в молитве». Если честно, я и не знала, что алкоголь был в чести при Османском дворе, и жизнь некоторых султанов оказалась короче именно из-за страсти к спиртному. Селим II, будучи навеселе, упал в бане и потом умер от последствий падения. Махмуд II умер от белой горячки. Мурад II, победивший крестоносцев в битве при Варне, умер от апоплексического удара, вызванного запоем. Махмуд II любил французские вина и оставил после себя огромную их коллекцию. Мурад IV с утра до ночи бражничал со своими придворными, евнухами и шутами, а иногда силой принуждал пить с собой главных муфтиев и судей. Впадая в запои, он совершал столь жесткие поступки, что окружающие всерьез думали, что он сошел с ума. Например, он любил стрелять из лука в людей, которые проплывали на лодках мимо дворца Топкапы или бегать по ночам в исподнем по улицам Стамбула, убивая всякого, кто попадался на пути. Именно Мурад IV издал крамольный с точки зрения ислама указ, по которому спиртное разрешалось продавать даже мусульманам. Справедливости ради надо сказать, что баловались спиртным и в гареме – там почитали «бражку» из меда, изюма и воды, ну а янычары закладывали за воротник как само собой разумеющееся.

Жители Коньи считаются одними из самых религиозных и консервативных во всей Турции, мы в этом убедились, когда решили обойти мечеть Селима II. Было время намаза, народ шел в мечеть, и несмотря на довольно-таки прохладную погоду, свободных мест у фонтана для мытья ног не было. Что меня поразило – одна японская туристка без зазрения совести фотографировала тех, кто мыл ноги, причем с близкого расстояния. Вряд ли она попросила на это разрешение, и уж наверное фотографируемые были не в восторге от такого внимания. Некоторые мужчины шли в мечеть со своими ковриками, свернутыми в трубочки, выглядело это очень трогательно.

Поскольку Конья была столицей Румского султаната сельджуков, уместно будет рассказать, что мне удалось узнать об этногенезе турок: современные турки – потомки одной из ветвей тюркоязычного племени огузов, которых позднее стали называть туркменами, то есть «благородными турками». Первоначально огузы обитали на Алтайских горах, а где-то в V в. до н. э. они двинулись с места, вытеснили аваров из Туркестана и обосновались в Центральной и Средней Азии. В IX в. сельджуки приняли ислам и вместе с ним – более высокую арабскую культуру, тогда как другие племена огузов, например, команы, остались язычниками. В X в. в низовьях Сырдарьи создаётся государство огузов, а в середине XI в. это государство было разгромлено кипчаками. Одна ветвь огузских племён ушла на запад и заселила южнорусские степи; другая – в том числе крупное и мощное племя кынык, во главе которого и стоял Сельджук, — завоевала огромные земли в Персии и Ираке.

Основателем государства Великих Сельджуков стал Тогрул-бек, который в 1038 г. захватил часть Хорасана (Западный Иран) и был провозглашен султаном, а потом завоевал Хорезм, Азербайджан, Ирак. Вершиной карьеры Тогрул-бека стало завоевание Багдада, в котором правил халиф (духовный вождь ислама) Каим из династии Аббасидов, и хитрый Тогрул-бек посватался к дочери халифа, чтобы узаконить свое положение. Каим был вынужден отдать дочку Тогрул-беку, а заодно — титул султана и «царя Востока и Запада». Но Тогрул-бек умер, так и не оставив наследников, поэтому объединить династии не удалось.

Сельджуки расширили свои владения, покорив Курдистан, Армению, Грузию, Сирию и Палестину, но держава сельджуков недолго просуществовала в целостном виде: получившие значительные земельные наделы знатные роды образовали собственные султанаты, фактически не зависимые от власти «основного» султана. Начались междоусобицы, и, между прочим, в 1153 г. турки-сельджуки потерпели поражение от одного из племен огузов, которое расселилось в области Балх на землях, подвластных Сельджукскому государству, и не захотели платить дань.

В 1071 г. на равнине перед Манцикертом сельджуки нанесли сокрушительное поражение византийской армии, которой командовал император Роман IV Диоген. Шенол дал этому событию такую интерпретацию: некомпетентный и слабый византийский император был в пух и прах разбит доблестными турецкими войсками. На самом деле все было чуть-чуть не так, и победу сельджукам в данном конкретном случае принесла не только их доблесть, но и цепь случайностей. Во-первых, Диоген был застигнул врасплох: он собрал 100-тысячную армию, чтобы нанести удар по центру сельджукской империи – Тегерану и Экбатану, и овладел прикрывавшим подступы к ним армянским городом Манцикертом. Но император стал жертвой заговора аристократии, которая не желала видеть его на троне и чинила всякие препятствия вопреки интересам отечества: так, командир разведки Никифор Василаки сознательно не сообщал василевсу о том, что сельджукский султан Алп-Арслан идет к Манцикерту с огромны войском.

Во-вторых, армия Диогена была ослаблена из-за того, что один из его военачальников Иосиф Тарханиот, которого направили со значительной частью войска в соседний город Ахлат, бежал при встрече с Алп-Арсланом, причем в противоположную от основной армии сторону. К тому же буквально накануне сражения к сельджукам переметнулась часть наемников из огузских племен.

В-третьих, уже во время сражения было совершено прямое предательство: родственник предыдущего императора Константина X Дуки Андроник Дука намеренно посеял в войске панику, распустив слух о гибели Диогена, хотя на самом деле император лично возглавил атаку тяжелой кавалерии и обратил сельджуков в бегство. Среди византийцев началась паника, император сражался, несмотря на раны и гибель коня, пока его не пленили.

В 1077 г. от государства Великих Сельджуков отделяется Румский султанат со столицей в Никее, но после того, как в 1097 г. Никею захватили крестоносцы, столица была перенесена в Конью (поэтому султанат еще называют Конийским). Крестоносцы изрядно потрепали сельджуков, нанеся им пару сокрушительных поражений в битве при Дорилее в том же 1097 г. и под Антиохией год спустя. Между прочим, эти две победы крестоносцев – ярчайшая иллюстрация к словам Геродота о том, что история — это личности и цепь случайностей. Исход Дорилейской битвы предрешил 60-тысячный отряд крестоносцев, ведомых епископом Монтейльским Адемаром, который просто заблудился в незнакомой местности и, сам того не подозревая, оказался в тылу сельджуков, уже начавших теснить к реке армию Боэмунда Тарентского. Удар сзади оказался настолько неожиданным, что сельджуки бежали. А в Антиохии вообще произошел мистический случай – крестоносцы, запертые в разграбленном ими же городе армией эмира Кербоги, вдвое превосходящей их по численности, уже изнемогали без еды-питья (крысиное мясо считалось деликатесом), практически сломленные физически и морально (даже двое вождей Первого крестового похода Стефан Блуаский и Гуго де Вермандуа поспешили покинуть безнадежный город), как вдруг одному монаху внезапно и очень вовремя припомнилось, что именно в Антиохии, под церковью Святого Петра захоронено знаменитое копье Лонгина – римского воина, который проколол им бок распятого Иисуса Христа, желая убедиться, что тот уже умер. По преданию, владеющий этим копьем, будет владеть миром (кстати, об этом уже в в XX веке вспомнил Адольф Гитлер, который приказал изъять копье из Хофбургского музея в Вене, куда оно в 1946 году было возвращено и сейчас находится в Зале сокровищ дворца Хофбург).

Так вот, по приказу одного из лидеров Первого крестового похода Раймунда Тулузского были начаты раскопки, и что же, копье очень кстати было найдено. Это тут же объявили чудом, знамением свыше, и крестоносцев охватил столь сильный религиозный порыв, что когда их потрепанная армия вышла из стен Антиохийской крепости навстречу врагу, неся копье впереди, она в пух и прах разнесла хорошо вооруженную, сытую и свежую армию сельджуков. С этих пор сельджукская держава потеряла единство, и крестоносцы воевали уже не с единой армией единого государства, а с отдельными эмирами.

Как не хотелось Шенолу представить дело таким образом, что со времен поражения под Манцикертом византийцы так и не оправились, на самом деле сельджуки не раз терпели жестокие поражения: в 1116 г. император Алексей Комнин наголову разгромил войска султана Мелик-шаха, в 1133 г. император Иоанн II Комнин отвоевал у турок крепости Кастамон и Гангры и в 1135 разгромил турок в Киликийской Армении, в 1211 г. император Феодор I Ласкарис во время сражения возле Никеи сразил в поединке султана Кейхусрова I, после чего сельджуки бежали с поля боя.

Со временем, правда, сельджукам удалось расширить свои владения: в 1168 г. они взяли Каппадокию, год спустя – Анкару, им удалось захватить Синоп и Судак на Черном море, Эрзурум и Арзинджан, и подчинить в 1210-х годах Трапезудское царство крестоносцев.

После поражения от монголов в 1243 г. в битве при Кёсё Даге Румский султанат стал вассалом правителей Ирана — монгольских ханов из династии Хулагуидов (основатель династии Хулагу-хан был внуком Чингис-хана), а местная ветвь династии Сельджукидов была свергнута с престола в начале XIV в. (последнего султана задушили по приказу монголов). К 1307 г. султанат распался на мелкие княжества – бейлики (от названия «бей» — правитель), одно из которых и стало впоследствии ядром Османской империи. Бейлики формально считались вассалами монгольских правителей, но монголам не удалось создать в Малой Азии такую же централизованную систему власти, как в Киевской Руси, потому что в тылу был неспокойный Иран, впереди – все еще сильная Византия, да и сопротивление, которое встретили монголо-татары в Малой Азии, несколько поубавило им прыти.

Любопытный факт (или исторический анекдот) – каким образом будущие Османы получили земли в составе империи сельджуков: дед Османа хан Сулейман – вождь одного из оставшихся в Хорасане племен турок-огузов – кайы, численностью где-то в 50 тыс. чел. – решил поискать более спокойные для жизни земли, потому как в Персию вторглись орды Чингис-хана. Сулейман завоевал часть Армении и потом вторгся в Малую Азию и начал отвоевывать территории у Византии. Его сын Эртогрул (1231—1288) продолжил движение на запад, и вот ехал как-то Эртогрул по степи и вдруг увидел вдали два сражающихся отряда. Он не знал, кто с кем бился, но решил встать на сторону тех, кто явно был слабее и проигрывал сражение. Оказалось, что он помог сельджукскому султану Алаэддина Кейхусрову I, который сражался с отрядом монголов. В благодарность за помощь Кейхусров выделил Эртогрулу земли между Ангорой (Анкарой) и Пруссой (Бурсой). А вот интересно, как развернулся бы дальнейший ход истории, если бы Эртогрул оказался не столь благородным человеком и встал на сторону монголов? Ведь сын Эртогрула Осман и стал первым султаном и основателем Османской державы. Почему именно османы подчинили себе всю Малую Азию, а потом и часть Европы, хотя это был всего лишь один бейлик из почти двадцати таких же бейликов? Не последнюю роль сыграло удачное месторасположение земель, полученных Эртогрулом, – земли эти были далеко от ордынских наместников-баскаков и довольно близко от Византийской империи, другими словами – воевать с монголами, как другим бейликам, им было не нужно, а набеги на приграничные с Византией земли не представляли труда, да и выглядели в глазах соплеменников «войной за веру», что и привлекало в ряды османов представителей соседних тюркских племен. От Византии энергичные и умные правители турок перенимали опыт и военного дела, и дипломатии, и политики, и ведения дел в государстве, и земледелия. Они создали очень живучую и действенную военно-ленную систему, просуществовавшую полтысячелетия – с XIV до середины XIX в. Если племя Османа в начале его правления еще вело полукочевой образ жизни и не имело другой собственности, кроме коней и овец, то завоевательные войны привели к системе раздачи земель за военную службу (т.н. «тимар»). Суть этой системы в том, что всей землей владел султан, который отдавал ее в ленное держание сипахи («вооруженным воинам на коне»). Султан выделял наделы только представителям знати и только на время военной службы, право на наделы передавалось из поколения в поколение, поэтому дети сипахи с детства обучались военному делу и были кровно заинтересованы в новых завоеваниях. Сипахи следили за порядком на своих территориях, отвечали за сбор налогов и за свой счет вооружали положенное число воинов. Кроме того, сипахи имели право и на определенную долю подати с завоеванных земель, остальное шло исключительно на военные цели.

Помимо конных сипахи, Османской империя «подарила» миру лучшую в то время пехоту – корпус янычар. Их набирали из 6-8-летних детей славян, греков, албан и других нетюркских народов, обращали в ислам и помещали жить в казармы, где обучали военному делу и «промывали мозги»: корпус-де ваша семья, а султан – царь и бог. Янычары и вправду были грозной силой, не раз свергавшей неугодных султанов (Османа II в 1622 г., Мустафу II в 1703 г.), поэтому каждый вновь вступавший на трон правитель Османов задаривал янычар подарками и периодически устраивал для них специальные зрелища и развлечения. Командир корпуса янычар считался одним из высших сановников государства, и тоже не раз принимал участие в дворцовых переворотах.

Короче говоря, уже внук Османа султан Мурад I разбогател настолько, что начал строить дворцы, мечети, содержать двор и с пышностью принимать послов.

…Между тем где-то в половине первого мы снова двинулись в путь, и надо сказать, что пейзаж за время путешествия поменялся кардинально – в начале пути из Каппадокии нас сопровождали скошенные поля, стерня на которых подсохла, пожелтела, и казалось, что холмы покрыты велюровым покрывалом. После Коньи начались черешневые и инжировые сады – деревья стояли с голыми ветками и абсолютно одинаковые по размерам. Красота неописуемая – с одной стороны дороги тянулись бесконечные сады, а с другой – заснеженные горные вершины Тавра.

Обедали мы поздно, где-то в половине третьего, и так проголодались, что набрали непомерное количество еды – по супчику-пюре из нута и томатов, по порции тушеной баранинки на косточке, по картошке-фри, порцию шпината, салат, пахлаву, чай и айран (29 лир). Это был самый вкусный обед за всю поездку.

Около семи вечера мы прибыли в город Денизли, славный своими петухами и текстильной промышленностью, и конечно же, Шенол повез нас в текстильный магазин. Магазин действительно большой, но бестолковый – цены ёк, а качество – увы. Ну не могут турецкие льняные брючки стоить 70 евро! Мы походили, посмотрели, хотя, опять же, некоторые из группы отоварились.

К половине восьмого прибыли в Памуккале и разместились в отеле Helici. С первого взгляда отель понравился – большой, жизнь кипит, огромный холл и лобби-бар, два термальных бассейна (открытый и закрытый). Но потом пошли разочарования: нас разместили в отдельно стоящем корпусе, где не оказалось лифта, пришлось ангажировать сопровождавшего нас турчонка, и он за 1 доллар донес наш чемодан до номера, остальные тащились сами. В ресторан, естественно, приходилось ходить в верхней одежде и вешать ее на спинку стула.

Номер оказался большим, на три койко-места, но мансардного типа, со скошенной крышей, в которой было прорублено крошечное окошечко. TV не оказалось, равно как и стульев, зато кондиционер работал бесшумно. Ужин был более обильным, чем в других отелях, впрочем, на горячее снова предлагался выбор между рыбой и курицей, да и народу в ресторане было очень много – немцы оккупировали. Между прочим, цены на напитки были в два раза выше, чем в других отелях – два чая обошлись в 5 лир. Поле ужина в лобби-баре начались танцы живота, а мы направились в закрытый бассейн погреться. Вода в бассейне обычная, не минеральная, просто подогретая, но все равно поплавать было приятно, хоть выдержать можно было очень недолго – дышать в таком пару все-таки трудновато. По возвращении в номер мы вдруг обнаружили, что вода в кранах течет чуть теплая, мытье головы стало настоящим испытанием, и я очень пожалела, что не вымылась в душевой при бассейне, хотя идти по улице с мокрой головой – тоже риск, учитывая легкий насморк, полученный в Каппадокии.

День шестой, 7 января

Подъем был в 6:45, завтрак – в 7:00, отъезд – в 8:20, нам предстояла экскурсия в Хиераполис – город, основанный недалеко от знаменитых целебных источников во II веке до н.э. пергамским царем Эвменом II и названный в честь некоей Хиеры (или Гиеры) – по одним источникам, легендарной основательницы Пергамского царства, по другим – жены самого царя, а может, и той и другой одновременно. Городок прелестный: сначала мы проехались и прошлись вдоль некрополя, который нисколечко не навевает грустных мыслей, а даже наоборот – ну согласитесь, трудно удержать улыбку при виде немаленького саркофага, парящего на двух опорах на высоте больше человеческого роста – так и хочется процитировать: «гроб с покойничком над крестами летаить и… тишина». Потом наш путь лежал натоптанным туристами маршрутом через ворота Домициана (82 г. до н.э.) по широкой (13 метров) главной улице города, вдоль которой стоят остатки грациозных колоннад.

Затем Шенол повел нас к бассейну Клеопатры – шедевру рекламного хитроумия турок, потому как никакая Клеопатра там, естественно, никогда не окуналась, зато толпы туристов расстаются с кровными 10 долларами в надежде похорошеть от одного сеанса чудодейственной водички. Но мы в число счастливцев не попали, уж очень не хотелось раздеваться на таком холоде, зато набрали водички в бутылки (запаслись заранее) и сходили в музей, который расположился в на редкость хорошо сохранившемся здании римских терм. Любопытны барельефы с изображением борьбы гладиаторов, у которых на головах такие круглые шлемы, что поначалу принимаешь картинку за пришествие инопланетян.

И наконец, мы подошли к главной достопримечательности Памуккале — хлопковому замку из отложений известняка, наплывшему за миллионы лет на склоне горы. Мы разулись, закатали джинсы и пустились во все тяжкие гулять по травертинам. Поначалу было очень даже приятно – водичка теплая, известняк под ногами тоже, но чем дальше мы забирались, тем ногам становилось холоднее и холоднее – январь, однако. Пулей вернувшись на материк, мы отогрели ножки у самого начала источника, где он наиболее тепел, потом растерли ноги заранее припасенными полотенцами, и пошли гулять по дорожкам вдоль травертин. Жаль, конечно, что не хватило времени осмотреть театр и остатки храма, построенного над могилой святого Филиппа, которого распяли в Гиерополисе в 80 году н.э., но нельзя объять необъятного.

После прогулок по Памуккале Шенол повез нас отдать очередную дань творчеству местных умельцев – на сей раз по ониксу. В принципе я люблю оникс, у меня дома уже есть прелестная вазочка в бежеватых тонах, с потом и кровью выторгованная несколько лет назад за 15 долларов у очень неуступчивого торговца в Египте. Я бы и в этот раз прикупила какую-нибудь баночку-коробочку, но цены… Вы меня извините, но не может крошечная кустарная вещица, умещающаяся на ладони, стоить 50 евро. Зато рядом с достойной ониксовой фабрикой располагалось хлопковое поле – я видела хлопок впервые, нарвала себе пару-тройку веточек с ватными коробочками, теперь они стоят у меня дома в вазочке и радуют глаз.

А наш путь лежал далее к побережью Эгейского моря, к городку Кушадасы (250 км), и это сразу почувствовалось по изменившемуся за окнами автобуса пейзажу: стали появляться кактусы, пальмы, рододендроны и прочие тропические растения. Нам предстоял переезд в Эфес, куда мы прибыли уже практически на закате.

Эфес в самом деле произвел впечатление – и размером, и количеством сохранившихся памятников, и их совершенной красотой. Из-за частых землетрясений сохранилось далеко не все из бурной и продолжительной греко-римской истории Эфеса, к тому же археологи раскопали пока лишь десятую часть города. Строения Эфеса очень разнообразны и хорошо запоминаются: изящная библиотека Цельса с потрясающей ажурной резьбой по камню (II в. до н.э.), арка Августа (30-40 г. до н.э.), Одеон (150 г. н.э.) – малый театр на 1 500 зрителей, где в том числе заседал и городской сенат, Нимфей – павильон с фонтаном, Геракловы ворота, улица Куретов и Мраморная улица, гимнасий Ведия (II в. до н.э.), прелестный храм Адриана (130 г.) с тончайшей резьбой и изящной аркой, Агора, великолепный огромный театр на 24 тысячи зрителей, встроенный в склон холма.

По легенде, в этой местности жили амазонки, потом – племена карийцев и лелегов, между XVI-XI вв. до н.э. ионийцы основали здесь колонию, а в VII в. до н.э. здесь появились греки.

Эфес неоднократно становился добычей различных завоевателей – то лидийского царя Креза, то персидского царя Кира. Персов прогнал Александр Македонский, а после его смерти Эфес достался одному из военачальников Александра — Лисимаху, который решил перенести город поближе к морю из-за свирепствовавших в Эфесе болезней, потому что море стало отступать и вокруг города возникали болота. Новый город назвали Арсиноя, но народу это не понравилось, он восстал и вернул Эфес на место. Но расцвет Эфеса пришелся на период Римской империи, когда город стал резиденцией римского наместника и главным городом провинции Азия. Тогда это был второй по величине после Александрии город на Востоке, население Эфеса составляло более 250 тыс. чел. С появлением христианства Эфес стал ареной драматических событий – апостол Павел основал здесь первую христианскую общину, но, по словам Шенола, среди эфессцев был так силен культ Артемиды, что они прогнали апостола, побив и чуть не убив его. Вот тут Шенольчик перегнул палку: в главе 19 Деяний Апостолов этот эпизод описан совсем по-другому. Один серебряных дел мастер именем Димитрий, который зарабатывал себе хлеб насущный изготовлением копий храма Артемиды, усмотрел в проповедях Апостола Павла и его сторонников угрозу своему ремеслу: ну в самом деле, кто будет покупать изображения языческого храма, если уверуют в Христа? И Димитрий собрал себе подобных, кормящихся от Артемиды, и агрессивно настроенная толпа повалила к театру, захватив по дороге двух христиан. Святой Павел хотел выйти к народу, но ученики отговорили его, опасаясь за его безопасность. К толпе вышел местный блюститель порядка, который оказался на редкость рассудительным человеком, потому что сказал следующее: христиане никого не убили, храм Артемиды не разграбили, и если у вас есть претензии к христианам, обращайтесь в суд, и пусть все будет решено по закону. И толпа разошлась.

А вот кто на самом деле не избежал побоев разъяренной толпы, так это пророк Мухаммед: когда его изгнали из Мекки и он начал проповедовать ислам в городе Таифе, то на его речи один из слушателей ответил: «Если бы Бог захотел нас обратить к Себе, Он, конечно, выбрал бы не тебя для этого дела», после чего толпа перешла от слов к действиям. Мухаммеду вместе с приемным сыном Зейдом пришлось бежать от побоев и спасло их только то, что над земляками сжалились двое братьев из Мекки, Отба и Шейба, в чьем саду и спрятались беглецы. Но этого Шенол не вспомнил.

А христианская община в Эфесе тем не менее разрослась и ко времени императора Траяна (97-117 гг.) считалась одной из главных наравне с общиной в Риме и Антиохии. Апостол Павел напишет отсюда свои послания к Коринфянам, и именно сюда, согласно церковному преданию, апостол Иоанн привез Деву Марию после распятия Иисуса. Во времена Византийской империи с середины VII столетия Эфес стал главным городом новой административной единицы – фема (своебразное крестьянски-военное образование, где костяк армии составляли крестьяне-стратиоты, получавшие от государства землю на условии несения воинской службы).

В XI в. Эфес завоевали сельджуки, правда, в 1097 г. византийский император Алексей I Комнин отвоевал город обратно, но впоследствии он несколько раз был разграблен монголами. При Османах Эфес был полностью забыт и заброшен.

Шенол заливался об Эфесе соловьем, душа археолога пела на милых сердцу раскопках, забывая на время о религиозном антагонизме. Хотя под конец он не повел нас к руинам храма Девы Марии, а просто показал, как туда дойти самим. И это вопреки тому, что мусульмане очень ценят нашу Деву Марию, ей даже посвящена XI сура Корана: «прославляй Марию в Коране, прославляй день, когда она удалилась от семейства своего к Востоку».

В этом соборе в 431 г. третий Вселенский Собор провозгласил Деву Марию Богоматерью, место это в самом деле достойно посещения и, главное, реставрации. Сейчас там практически одни руины, посреди которых несколько странно смотрится новая мраморная купель в виде огромной круглой чаши.

Зато по пути в отель Шенол завез нас в кожаный центр «Олимпия», где мы провели как минимум полтора часа. Товарец там, надо признаться, не ахти, а вот цены – аж смешно: курточка явно кустарного пошива, с неровными швами и, мягко говоря, не из лучшей кожи, стоила там 500-600 евро. Впрочем, кто-то из группы что-то прикупил, а я, дабы хоть чем-то заняться, перемерила половину ассортимента.

К ужину добрались наконец до отеля Sozer 3* в курортном городке Кушадасы. Отель вполне приличный, все по стандартному набору (ТV, кондиционер) плюс полы с подогревом, но если быть честной, на одну ночь он сгодится, а вот провести в нем неделю отпуска я бы не хотела, уж очень он безликий. За ужином нас ждал сюрприз в виде супчика, такого супчика я еще никогда не едала: подхожу к кормилке и спрашиваю у поваренка, мол, хлопец, скажи, что за супчик? А он замялся как-то и пробормотал что-то невнятное, супчик, говорит, и все тут. Ну, думаю, надо испробовать, тем более что обед у нас в тот день был слабенький – по дороге не оказалось приличных едален, и Шенол остановил автобус возле некоей бутербродной, где шустрые турки зажимали меж двумя булками невкусную колбасу подозрительно-красного цвета и грели под прессом. Стоило удовольствие 3 лиры плюс свежеотжатый апельсиновый сок 3,5 лиры, и это был самый невкусный и самый скудный обед за всю поездку, потому как колбасу я в принципе не потребляю, а эта была на редкость пакостная на вкус.

Итак, налил мне хлопец-поваренок в плошку нечто непрозрачное с кусочками чего-то, и каково же было мое изумление, когда кусочки оказались… вареной колбасой, а непрозрачное – забеленным крахмалом бульончиком, по всей видимости из кубика. Представляете себе такую еду на отдыхе у моря? Впрочем, остальное было как всегда – салатики, рагу из говядины, рис, сладости. После ужина мы по наводке Шенола немного погуляли по прогулочной улице и потом рухнули спать без задних ног.

День седьмой, 8 января

Утром нас ждал ранний подъем и отъезд в Эфес, где предстояло осмотреть храм Артемиды и Дом Девы Марии, которые мы не успели посетить вчера. От храма Артемиды осталась одинокая, но величественная колонна, кучка камней вокруг и небольшой живописный пруд с лебедями поодаль. К стыду своему, я не знала, что Герострат сжег не тот храм, который был признан одним из чудес света, а предыдущий. Всего же на этом месте с VII в. до н.э. сменили друг друга три храма, первый был посвящен фригийской богине плодородия, второй был построен Крезом в VII в. до н.э. в честь Артемиды и в 356 г. до н.э. сожжен Геростратом, а третий, построенный на его месте, считался чудом света. На его постройку подкинул деньжат сам Александр Македонский, видимо, желая сгладить слухи, что Герострат-де поджег храм специально в год рождения Александра.

В 263 г. Эфес захватили и разграбили готы, не избежал печальной участи и чудесный храм, а c IV века храм стали растаскивать по камешку на различные хозяйственные постройки, ибо в глазах ромеев он больше не представлял никакого интереса. Кстати, шесть колонн из храма Артемиды находятся сейчас в Святой Софии, а некоторые колонны из Эфеса украшают теперь Водохранилище Йеребатан в Стамбуле

Мы обснимали эту единственную оставшуюся в живых колонну со всех сторон, особенно удачным оказался снимок колонны на фоне византийской крепости и базилики Святого Иоанна, построенной на том месте, где он был похоронен. Такое живое свидетельство смешения эпох, историй и культур. К сожалению, посещение места захоронения одного из четырех апостолов, а также легендарной пещеры Семи спящих, в программу нашей поездки не входило, а очень жаль.

Зато мы увидели домик Девы Марии, где она жила после того, как Христос был распят и на кресте завещал Иоанну стать для нее сыном. Иоанн перевез Марию под Эфес, где они и поселились в одной из христианских общин в горах. Надо сказать, что уже по дороге, петляющей между гор, начинаешь ощущать какую-то благостность этих мест, где нетронутость природы сочетается с разлитыми в воздухе добрыми и грустными проявлениями человеческих душ, ушедших и живущих, молившихся и молящихся. Сам домик очень небольшой, восстановленный, чистенький и аккуратный, похож на часовеньку. Вокруг – тишина, птички поют, солнышко светит, на душе – покой и отдых, словно достиг цели пути и успокоился. Содержат домик французские монахи, мы видели одного, в коричневом длинном одеянии с капюшоном, если не ошибаюсь, это францисканцы. Дом Девы Марии был обнаружен во время экспедиции, организованной в 1891 году по настоянию одной французской монахини из Измира, которой попалась на глаза любопытная книга, опубликованная в 1842 году. Это было описание видений некоей Анны Катерины Эмерих, крестьянки из Германии, которой явились Дева Мария и Апостол Иоанн на Соловьиной горе, что находится недалеко от Эфеса. Сама Эмерих, естественно, никогда там не была, но описала это место довольно точно – уединенный домик в горах, с высоты которых видно море. Экспедиция 1891 года действительно обнаружила это место, которое оказалось в точности таким, каким его увидела Эмерих, и остатки нескольких построек времен Иоанна и Девы Марии — небольшой византийской церкви, построенной в XIII веке на фундаменте другого здания, относящегося к I веку, а также мраморные плиты с остатками угля, по всей видимости, очаг, тоже I века. Саму могилу Девы Марии не обнаружили, хотя Эмерих указала ее расположение где-то в пятистах метрах от домика. Но чье-то захоронение недалеко от домика все же нашли, тоже относящееся к I веку, а также источники, о которых местные жители знали давно и считали чудодейственными. Домик отреставрировали, в VII веке Дом Девы Марии признан Ватиканом как святыня, а вот православная церковь этого пока не признает.

Чуть ниже домика находятся три тех самых чудодейственных источника, мы заранее запаслись пустыми бутылками, поэтому набрали воды из каждого. Здесь же народ загадывает желания и прикрепляет к стене записочки и ленточки – сущее язычество, но и мы не удержались от искушения.

Отдохнув душой в этом островке мира и гармонии, в 10:40 мы снова пустились в путь – на сей раз в Измир, но, к сожалению, исторический центр города оказался разрыт из-за каких-то ремонтных работ, поэтому Шенол высадил нас на набережной у главной пешеходной улицы, где мы и погуляли часок. Светило солнце, с моря дул нехилый свежий ветер, улочка оказалась очень живописной, хоть и бесполезной с точки зрения исторических памятников. А вот что поведал Шенол про Измир: греки-оккупанты сожгли наш Измир дотла, когда оккупировали нашу территорию в 1919 году и были сметены доблестными турецкими войсками. Этим рассказ об Измире и был ограничен.

На самом деле история этого города гораздо интереснее и драматичнее. Первые поселения в этом месте ученые относят к тому же периоду, что и «первую» Трою – т.е. 3-му тысячелетию до н.э., причем относятся эти поселения явно к хеттской цивилизации. В холмах над Смирной были найдены хеттские скальные скульптуры нимфы Ниобеи и египетского царя Сесостриса, описанные еще Геродотом. В X веке до н.э. здесь уже существовали эллинистические поселения, по легенде, именно в Смирне жил Гомер. В VII веке до н.э. город захватили и разрушили лидийцы, а заново Смирну отстроили по приказу Александра Македонского. Потом город вошел в состав Пергамского царства, вместе с которым и перешел к римлянам. С VII века н.э. Смирна не раз подвергалась набегам арабов, в XI веке город пал под ударом турок-сельджуков, у которых его отвоевал с помощью крестоносцев в 1097 г. император Алексей Комнин. Правда, потом Смирну снова взяли сельджуки, но в 1344 году их прогнали родосские рыцари-госпитальеры (впоследствии их стали называть мальтийскими рыцарями) и удерживали вплоть до 1402 года, когда им пришлось покинуть Эгейское побережье (в том числе и крепость Бодрум, построенную на месте древнего Галикарнаса) под натиском войск Тимура. В XV веке Смирну завоевали османы. В начале ХХ века город снова стал театром военных действий, на сей раз 1-й мировой войны. Напомню, что Османская империя выступала тогда в союзе с Германией и потерпела поражение. В 1918 году было заключено Мудросское перемирие, по условиям которого страны-победительницы приступили к дележу территории «дряхлой Турции» (по словам Черчилля). Английский военный флот разместился в Черноморских проливах, фактически взяв под контроль Стамбул, Греция заняла Восточную Фракию и по решению «Большой четверки» (Великобритания, Франция, Италия, США) греческие войска в мае 1919 года высадились в Измире.

В это время состоялась Парижская мирная конференция 1919-20 гг., на которой страны-победительницы начали разработку проекта договора с правительством султана Мехмеда VI, пытавшегося сохранить власть взамен территорий.

И тут на сцену снова вступает Мустафа Кемаль, которого послали в Анатолию для подавления беспорядков, но вместо этого уже в июне 1919 г. в городе Амасья он выступил с программной речью, в которой главными врагами Турции были названы греки и антинародная политика султана Мехмеда VI. А когда в апреле 1920 г. войска Антанты оккупировали Стамбул, Мустафа Кемаль создает в Анкаре новый парламент — Великое национальное собрание Турции, и сам становится председателем парламента и нового правительства. Султан Мехмеда VI объявляет против сепаратистов «священную войну» и заочно приговаривает Кемаля к казни.

Между тем султан Мехмед VI в августе 1920 года подписал Севрский договор с победившими в первой мировой войне союзными государствами, согласно которому закреплялись фактически сложившиеся к тому моменту границы Османской империи: так, Турция отказывалась от верховной власти над Фракией, от островов в Эгейском море и Кипра, а Египет, Палестина, Сирия и Месопотамия (Ирак) передавались Лигой Наций под мандаты Великобритании и Франции. Измир с окрестностями отходил под управление Греции, которой предоставлялось право аннексировать этот район, если за это выскажется большинство населения (а большинство населения было греческим).

Кстати, в одном из залов музея Ататюрка в Анкаре висит крайне любопытная карта Турции, на которой изображены ее границы до первой мировой войны и после предполагаемого раздела территории союзниками по условиям Севрского договора. К России вновь отходили земли, которые c 1878 года были в составе Российской империи по условиям Сан-Стефанского мирного договора, закрепившего итоги русско-турецкой войны 1877 — 1878 гг. (в том числе Карс и Ардаган), к Греции – Эгейское побережье, а на довольно большой территории вокруг озера Ван, частично в границах когда-то располагавшегося здесь древнеармянского государства Великая Армения, создавалось новое армянское государство под протекторатом США. Собственно Турции была оставлена территория в центре Малой Азии вокруг Анкары.

После подписания Севрского договора большинство населения Турции отвернулось от султана и перешло на сторону Мустафы Кемаля. В 1920-21 гг. между греческой армией, выступившей из Измира, и войсками Великого национального собрания Турции, которыми командовал сам Кемаль, происходит несколько сражений, в результате которых к лету 1921 г. греки дошли почти до Анкары, но были остановлены у реки Сакарья (сражение длилось 22 дня!). Грекам пришлось отступать через Измир, и город был сожжен – причем греческие источники утверждают, что это сделали турки, чтобы вынудить греческое население города покинуть страну вместе с греческой армией, а турецкие — обвиняют в этом греков, которые не хотели оставлять город туркам в целости и сохранности. Вообще, греки считают войну 1919-1922 гг. освободительной, а свое поражение именуют не иначе как «малоазиатской катастрофой», потому что эти земли стали греческими с 1000 г. до н.э. и значительную часть населения составляли греки, а турки считали греков оккупантами, ибо владели этой землей частично с 1330 года, когда их завоевал турецкий султан Урхан, и окончательно – с 1540 г., когда пали последние владения Венеции на Эгейском море.

Между прочим, большевики встали в этом вопросе не на сторону православных греков, а на сторону мусульманской Турции, помогая Ататюрку и вооружением, и деньгами, и политическими шагами. В марте 1921 г. между новым, но пока не признанным международным сообществом правительством Турции, и РСФСР был подписан договор «О дружбе и братстве», а в октябре – Карсский договор, по которым районы Карса, Ардагана и Артвина отходили к Турции, а Батуми — к Грузии. Вот так древний символ Армении гора Арарат осталась на территории Турции, вместе с Карсом и с Эрзурумом, поход в который был описан еще Александром Сергеевичем Пушкиным. Напомню, что Карс был в составе России 40 лет и в 1918 году его сдали туркам без боя, а Эрзурум несколько раз был взят русскими войсками во время русско-турецких войн. О том, сколь мудры и дальновидны были большевики, показал недавний кризис в Аджарии, во время которого посол Турции в Азербайджане сделал заявление, что Турция по условиям Карсского договора до сих пор имеет право вмешательства в ситуацию в Аджарии.

В 1922 г. в Лозанне был заключен договор, оформивший де-юре распад Османской империи и установивший территорию Турции в её современных границах. Фактически союзники признали правительство Кемаля Ататюрка и подтвердили право Турции на Измир, Киликию, Карс и Ардаган.

Войска Антанты были выведены из Стамбула, а через год Турция официально была провозглашена республикой со столицей в Анкаре, тогда же произошел так называемый «обмен населением»: греки со средиземноморского побережья Турции переселились в Грецию, а турки из Греции перебрались в Турцию.

Но вернемся к нашему путешествию: через полтора часа нас ждал обед в Лаканте, я давно ждала, когда же нас завезут в это доблестное заведение, знакомое по прошлой поездке в Стамбул. Лаканта – это сеть национальных едален по всей стране — своеобразный ответ турок МакДоналдсу, и ответ, надо признаться, достойный и убийственный для американской еды. Лично я «маковую» еду не признаю категорически, она у меня упорно ассоциируется с кошачьим кормом (ну не знаю почему, ассоциируется – и все тут!), и турки, кстати, тоже ее не очень жалуют. В Лаканте система самообслуживания – идешь с подносиком вдоль лотков с кушаньями и выбираешь, что хочешь – фаршированные помидоры, овощные рагу, салатики, сладкое. Из прошлой поездки я привезла один очень симпатичный «лакантовский» рецепт, который повторила дома с большим успехом: сначала жарится баранья рубленая котлетка (невысокая и без хлеба-яйца-молока), потом готовится картофельное пюре и взбивается с молоком-маслом, в пюре добавляются отварные овощи (горошек-фасоль-морковка), потом пюре наваливется высокой горкой на котлетку, сверху засыпается тертым сыром и слегка запекается в духовке. Мурр-р-р!

В этот раз в Лаканте таких разносолов не предлагали, но было много овощных блюд, салатов, фруктов-сладостей и одно-единственное мясное – трубочки с каким-то зеленым овощем, не очень вкусные. Зато на редкость вкусны оказались сырные трубочки, рекомендую как с основными блюдами, так и с фруктами. Обед на двоих с чаем и турецким кофе обошелся в 19,5 лир.

В 13:20 мы прибыли в Пергам, который оставил, наверное, одно из самых сильных впечатлений за всю поездку. Остатки некогда величественного города из белого мрамора и гранита, раскинувшегося на холме высотой более 330 метров над живописной долиной, окаймленной невысокими горами. Ветер дул страшенный и такой холодный, что приходилось прятать руки в карманы. Правда, Шенол успокоил нас, сказав, что это еще так себе ветерок – однажды их группе пришлось держаться за руки, чтобы не сдуло.

Пергам был основан в XII в. до н.э. и считался одним из крупных центров культуры Древней Греции, прежде всего благодаря библиотеке, второй после Александрийской по числу книг (200 тысяч), и медицинской школе. Марк Антоний подарил пергамскую библиотеку Клеопатре, и бесценные рукописи погибли во время пожара в Александрии.

История Пергама знает много драматических событий, совсем как в латиноамериканских сериалах – сокровища, отравления, борьба за наследство, незаконные дети. Расцвет царства пришелся на правление династии Атталидов, основателем которой был Филетер (правил в 283-263 до н. э.). В молодости он служил у Александра Македонского, а после смерти полководца и дележа империи между его военачальниками примкнул к Лисимаху, которому от «наследства» Александра досталась Малая Азия и казна в 9000 талантов в Пергамском акрополе, охрану которой он и доверил Филетеру. Наивный! Филитер восстал против Лисимаха, захватил и Пергам, и казну и основал новую династию пергамских царей Атталидов, которые правили 150 лет. Лисимах пытался отвоевать денежки, но хитрый Филетер обратился за помощью к другому военачальнику Александра — Селевку I Никатору, и сообща они завалили Лисимаха в битве при Курупедие. Внук Филитера Эвмен I объявил свое царство независимым, после чего последовал небывалый расцвет культуры, науки и искусства.

Последний пергамский царь Аттал III Филометором умер в 133 г. до н.э. в тридцатилетнем возрасте, не оставив прямых наследников, а так как римляне в это время «оформляли» свою новую провинцию Азия и самостоятельное пергамское царство явно не вписывалось в их планы, то они тут же заявили о наличии завещания, по которому Аттал III завещал свое царство Риму. Завещание, правда, так и не было обнародовано, и тогда побочный брат Аттала III Аристоник, внебрачный сын царя Евмена II, тут же организовал антиримское восстание свободных, рабов и наемников, которое, по словам Шенола, можно считать первым в истории восстанием рабов, а восстание Спартака в таком случае будет вторым. Римляне, естественно, победили, Аристоника взяли в плен и казнили, а Пергамское царство включили в состав новой провинции Азии.

Между прочим, Аттал III был очень любопытной личностью – получил хорошее образование, увлекался скульптурой, медициной и фармакологией, написал несколько трудов по виноградарству и оливководству, в собственном саду разводил ядовитые растения, изобрел мазь для лечения кожных болезней — «Атталово белило». Действие своих лекарств испытывал на приговоренных к смерти, и оставил потомкам в своих записях моральное обоснование своих экспериментов над людьми. По официальной версии, Аттал умер от солнечного удара, когда спешил завершить скульптуру своей матери ко дню ее поминовения (кстати, его мать умерла не своей смертью, как, впрочем, и жена). Саллюстий считал, что и самого Аттала могли отравить.

Пергам считается вершиной градостроительного искусства Древней Греции, и до сих пор его руины поражают строгостью пропорций и гармонией с окружающим ландшафтом. Здесь нет регулярной планировки улиц, а дворцы, храмы, знаменитая библиотека, Асклепион (медшкола) расположились на террасах в зависимости от рельефа местности.

В византийскую эпоху Пергам стал резиденцией христианских епископов, а потом его постигла судьба Эфеса – завоевание арабами в VIII веке, османами в XIV и забвение.

Кстати, пергамент изобрели именно здесь, в ответ на египетские папирусы. К сожалению, самое знаменитое сооружение Пергама, одно из семи чудес света – Большой алтарь Зевса, воздвигнутый Атталом I в 180 до н. э., с потрясающими горельефами, изображающими битву богов с гигантами, – находится сейчас в Берлинском Пергамон-музее, а на том месте, где он стоял, сейчас – груда камней. Это была одна из первых в истории панорам – битва разворачивалась перед зрителями по мере того, как они вкруговую обходили алтарь.

На меня лично наибольшее впечатление произвел театр (II век до н.э.) – он меньше эффесского, всего на 10 тыс. зрителей, тоже «встроен» в склон холма, только практически на самой его вершине – и раскинувшаяся внизу долина стала для него своеобразной сценой, где на протяжении веков разыгрывается вечный спектакль жизни: смена времен года, приближение вражеских армий, базарные дни в соседних деревнях. Правда, во времена пергамских царей, по словам Шенола, во время спектаклей панораму закрывала раздвижная сцена, на которой изображали нужный пейзаж или интерьер.

Мы спустились где-то до середины театра, Шенол поставил нас на сиденья лицом к панораме, а сам встал немного ниже, лицом к нам, и казалось, что он воспарил над долиной и над суетой. Надо было слышать, с какой горечью рассказывал Шенол об одном из султанов, который, в ответ на жалобы турецких археологов, что иностранцы вывозят из страны памятники культуры, сказал: «Мало ли что ли в отечестве камней?». А речь шла, между прочим, о пергамском алтаре. Точно такая же судьба постигла и другие древние памятники античности — оригиналы статуй библиотеки Цельса находятся в Вене, статуя Юстинина Великого из порфира – в соборе св. Марка в Венеции, остатки храма-усыпальницы царя Мавзола из Галикарнаса – в Британском музее.

Пока Шенол восторженно рассказывал нам о своем любимом Пергаме, вдруг откуда-то снизу едва заметной светлой точкой к нам стал быстро-быстро приближаться по ступенькам огромный котяра. Он деловито перебирал лапами, сотрясаясь густой шерстью, и явно спешил к нам в ожидании угощенья. Ну, кто мог подумать, что на такой высоте, в руинах, нас будет ждать этот откормленный экземпляр? Естественно, у нас ничего съестного не оказалось, и пергамец потерял к нам интерс.

Раскопки Пергама еще продолжаются, потому как помимо верхнего города, был еще и нижний – подземный, мы видели входы в подземелья, только они загорожены решетками от любопытных туристов. Кстати, в одном из подземных помещений храма Митры в Пергаме был посвящен в жрецы тот самый Юлиан Отступник.

В 14:20 мы отъехали к конечной точке нашего путешествия – бывшей первой столице османского государства городу Бурсе, который еще ранее был греческим городом Прусой, и были в пути шесть часов, потому что пошел дождь, да к тому же в самой Бурсе немного простояли в пробке. Шенолу даже пришлось выйти из автобуса и идти до отеля пешком, чтобы заранее все оформить.

Отель Kervansaray 3* в самом деле немного напоминал сарай – не знаю, может, это было из-за того, что мы подъехали к нему в полной темноте и под дождем, но номера в самом деле оказались слегка обшарпанными, а за ужином на горячее нам предложили… о, ужас! вареную колбасу, залитую каким-то кошмарным белым соусом, а в качестве гарнира – картофельное пюре. И никаких помидоров.

Шенол предложил нам потратить оставшийся последний вечер на посещение турецких бань, но я смалодушничала – я так устала, на улице не переставая лил дождь, завтра предстоял трудный день – и мы остались в гостинице, посмотрели телевизор (впервые за все время поездки) и рано легли спать.

День восьмой, 9 января

Наутро за завтраком народ делился впечатлениями о вчерашнем посещении бань – оказывается, местные жители накануне окончания рамадана валом повалили помыться, причем довольно поздно, уже после девяти вечера, так что две наши блондинки так никуда и не попали, а из тех, кто попал, не все дождались своей очереди на помыв и массаж.

В заключительный день поездки нас ждала экскурсия по Бурсе – древнему городу Прусе, основанному правителем Вифании Прусасом. В VI веке до н.э. город захватил персидский царь Кир, персов прогнали греки, потом Пруса вошла в состав Римской империи. Здесь проповедовал апостол Андрей. В эпоху Византийской империи Пруса была популярным бальнеологическим курортом благодаря своим целебным источникам. В 950 году город захватили арабы, в 1097 году – сельджуки. А в 1326 г. Пруса стала первой столицей Османов и считалась в мусульманском мире вторым священным городом после Мекки.

Сначала Шенол отвез нас к тюрбе основателя османской династии султана Османа Гази и тюрбе его сына – султана Орхана Гази. Мне эти усыпальницы показались какими-то уж очень светскими, совсем как курортные павильоны на лечебных водах где-нибудь в Висбадене или Бад-Ишле, во всяком случае, никаких печальных мыслей они не навевают. Построены они в XIV веке, внутри очень красиво, саркофаги покрыты зеленым сукном, а у их изголовья лежат тюрбаны – это положено только для членов султанской семьи по мужской линии. Между прочим, если кто думает, что тела лежат в саркофагах, тот заблуждается – тела похоронены под землей, а саркофаги фактически являются надгробными памятниками. Тюрбе расположены в парке высоко над городом, и со смотровой площадки открывается прекрасный вид на город, на снежные вершины горы Улудаг (греческий Мизийский Олимп), у подножья которой и притулилась Бурса.

Осман (сын того самого благородного Эртогрула) правил с 1282 по 1326 гг., а прозвище Гази («воин за веру») он и его сын получили благодаря тому, что успешно вели завоевательные войны с Византией во имя ислама. Осман еще признавал свою зависимость и от Конийского султаната, и от монголов Хулагуидов, посылая им ежегодную дань, но около 1299 г., воспользовавшись бегством из страны в результате народного восстания сельджукского султана Алаэддина Кейкубада II, провогласил свой бейлик независимым государством, а себя – султаном. Сын Османа Орхан (1326—1359) освободился от монгольской зависимости, создал корпус янычар и значительно расширил свои владения, завоевав Прусу и сделав ее первой своей столицей (между прочим, осада города длилась десять лет!), затем завоевал Никею, Анкару и Никомедию (блокада города тоже длилась десять лет). Византийский император Иоанн VI Кантакузин, желая наладить с Орханом отношения, отдал ему в гарем свою красавицу дочь Феодору. На время Орхан успокоился и даже стал военным союзником византийцев, но затем набеги возобновились и сын Орхана Мурад I отвоевал у Византии новые земли уже в Европе и после взятия Адрианополя, который переименовал в Эдирне, перенес туда свою столицу. Параллельно с завоеваниями византийских земель османские султаны присоединяли к своей державе другие малоазийские бейлики, кого мирно, а кого и с оружием в руках. После того как Мурад I захватил болгарский город Филиппополь (Пловдив), царю Болгарии Шишману пришлось отослать в гарем султана свою сестру, а потом и византийский император Иоанн V отдал своих дочерей в жены Мураду и его сыновьям. Вот с этих-то пор и вошло в гаремную моду брать в жены и наложницы христианок из покоренных государств.

Второй сын Орхана Баязид I Молниеносный, продолжил завоевания по ту сторону Босфора, отвоевал у Византии Фракию, Македонию, Болгарию и Сербию, после чего женился на дочери сербского князя Лазаря. Завоевания турок на Балканах сопровождались ужасающими зверствами – были разорены десятки городов и сотни сел, убиты или уведены в рабство тысячи мирных жителей. Даже на фоне обычных для этих веков жестокостей бесчинства турок просто ужасали, причем отмечали это даже турецкие хронисты. Во время завоевания Венгрии турки уничтожили 200 тыс. человек, т.е. десятую часть населения, страна была разграблена и опустошена. Вообще, в Османской империи христиане были практически вне закона: любой турок мог безнаказанно убить христианина, изнасиловать любую женщину-немусульманку. Все немусульмане в Османской империи облагались спецналогом – джизье.

Шенол как-то избегал рассказов об этих жестокостях, как и о поражениях османов, хотя последствия этих поражений на самом деле крайне любопытны: например, после того, как Тимур победил армию Баязида I в битве при Анкаре в 1402 году, Османская держава на какое-то время перестала существовать как централизованное государство. Войска Тимура опустошили и разграбили Анкару, Конью, Бурсу, Денизли, Измир, уничтожив практически всех жителей, а сам Баязид был взят в плен и впоследствии отравился. Тимур через год покинул Анатолию, предусмотрительно раздробив империю Османа: он вернул самостоятельность некоторым бейликам, которые входили в состав государства, а остальную территорию поделил между четырьмя сыновьями Баязида, которые тут же начали кровопролитные междоусобицы, закончившиеся братоубийством.

Кстати, у турок было принято давать прозвища своим султанам в зависимости от их достижений или черт характера: среди первых султанов были три Гази – Осман, Орхан и Мехмед III, потом были Баязид I Молниеносный, Мехмед II Завоеватель, Сулейман I Великолепный, Селим I Грозный, Селим II Пьяница, Ибрагим Безумный, Ахмед III Король Тюльпанов.

Затем мы осмотрели Зеленую мечеть (Йесил Джами), построенную в XV веке султаном Мехмедом I. Мечеть очень скромная снаружи, украшена лишь ажурной резьбой по белому мрамору – очень красиво. Это, кстати, пошло от сельджуков, которые прославились именно резьбой по камню. А внутри мечеть очень яркая, потому что стены выложены прекрасными фаянсовыми изразцами разного оттенка зеленого цвета, отсюда и пошло ее название. Особенно хорош михраб – углубление в стене, куда обращаются верующие во время молитвы – переплетение замысловатых узоров, арабской вязи и сочетание различных цветов – от ярко-бирюзового до приглушенно-изумрудного.

Напротив мечети Мехмед I возвел себе мавзолей – тоже очень красивый, но необычной для османской архитектуры формы в виде восьмигранника под куполом, отделанный зелеными изразцами не только изнутри, но и снаружи. Среди надгробий я обратила внимание на одно, слева от саркофага султана, без тюрбана, но очень красиво украшенное затейливым литьем из металла. Как объяснил Шенол, это могила одной из женщин султанской династии, которая занималась благотворительностью и построила в городе много школ и других полезных общественных заведений, за что жители Бурсы в качестве последнего дара преподнесли ей такое надгробие.

Рядом с мечетью и мавзолеем в одном из отреставрированных живописных домиков находится магазинчик, где, по словам Шенола, продают лучшие в Бурсе сувениры и работают одни женщины. Там в самом деле много изделий из шелка, керамики и прочего, мы там купили ну очень живописную чашку с видом Святой Софии в Стамбуле, а наши мужчины затаривались шелковыми платками, видимо, на весь гарем.

Рядом с этим магазином есть кондитерская, где торгуют местным специалитетом – каштанами в шоколаде, причем, вы можете купить подарочную коробку, где сладость расфасована как обычные шоколадные конфеты (стоит что-то от 7 до 15 лир в зависимости от размера), или просто кусок в виде зайчика или груши (1,5 лиры). Мне лично эти каштаны очень понравились, хотя некоторые сочли их слишком сладкими.

После легкого шоппинга мы поехали к Большой мечети (Улу Джами), построенной в 1421 году султаном Мехмедом I и знаменитой своими 20 куполами. Эта мечеть считается завершением архитектурного стиля многокупольных мечетей сельджуков, которые в самом деле достигли высокого мастерства в строительстве арок и куполов, хотя и не были первооткрывателями, заимствовав основные архитектурные приемы у персов.

Лично мне мечеть понравилась тем, что посередине расположен фонтан, над которым – открытое пространство в куполе, поэтому в центре довольно большого зала мечети – светлое светское пятно, словно в каком-нибудь султанском дворце. Очень красив деревянный резной мимбар (кафедра), а на колоннах развешаны цитаты из Корана в медальонах, настоящие образцы каллиграфии, хотя самый красивый такой образец я видела в музее исламского искусства в Стамбуле: на черном-черном матовом дереве – переливающаяся всеми пастельными цветами перламутровая арабская вязь.

Потом у нас было свободное время для осмотра крытого рынка, но он оказался не таким живописным, как в Стамбуле, хотя Коза Хан – что-то типа кервансарая при рынке с открытым двориком, обрамленным двухэтажной галереей с магазинчиками, – оказался очень симпатичным.

Напоследок мы закупили в кондитерской, расположенной на противоположной стороне от рынка, свежайшей пахлавы всех видов, которые только были в наличии, еще раз подивившись тому, какие все-таки турки сластены – магазин был забит народом, и все выходили с немаленькими сумками. А какой там стоял аромат – мед, жареные орехи, душистая выпечка, шоколад, ваниль и прочие пряности — слюнки текли сами собой. Кстати, каштаны в этом магазинчике продавались уже чуть-чуть дороже, чем в том, куда нас завел Шенол.

Итак, впереди — последний рывок до Стамбула, прямо в аэропорт – сначала по шоссе, потом 40-минутный переплыв через Мраморное море на пароме. По дороге умничка-Шенол завез нас в еще одно замечательное «сладкое» заведение – небольшой магазинчик рахат-лукума, где его производят и тут же продают. Все продавцы и делатели сладости одеты в белые халаты, в шапочки и перчатки, а только что произведенный лукум валом навален на огромных столах – можно подойти и попробовать. Да, это не сравнить с тем, что продают нам в запечатанных коробочках. Сортов лукума там множество, мы остановились на мелком с фисташками, в результате чего наша ручная кладь пополнилась еще одной «сладкой» коробкой. Кстати сказать, нам очень повезло, что мы проскочили родную таможню без шмона и изъятия сладостей, потому как все съестное, которое везли туристы из Турции буквально на другой день, уже нещадно экспроприировалось.

Пообедать в этот день нам не удалось, поэтому на пароме мы выпили кофейку с бубликами, погрызли орешков и вдруг осознали, что все заканчивается. Стало грустно, оттого что распадется наше туристическое «братство», и мы никогда больше не встретимся, тем более что группа была на редкость интеллигентной и приятной.

Итак, что я вынесла из этого путешествия (помимо кофе, фисташек и сладостей):

1) В Турции есть что посмотреть помимо Стамбула и «прикурортных» достопримечательностей типа театра в Аспендосе, но еще больше интересных мест и памятников пока нам недоступно, поскольку либо не отреставрировано (например, остатки Влахернского дворца византийских императоров в Стамбуле, хеттская крепость в Каратепе в предгорьях Тавра), либо пролегает вдали от натоптанных маршрутов — хеттские крепости в Богазгёе, сельджукские постройки в Аксарае, ажурное медресе в Сивасе, мечеть Селимие в Эдирне, которую Синан считал самым лучшим своим творением, храм Аполлона в Дедиме.

Возможно, я сейчас скажу крамолу – но это мое основное впечатление от этой поездки: собственно «турецкого» в Турции мало, все основные достопримечательности – греческие, римские и византийские. Малая Азия – это часть Древней Греции, здесь на каждом шагу можно встретить места, связанные с великими деятелями греческой культуры: Гомер жил в Смирне (Измире), Платон — в окрестностях Икония (Коньи), Аристотель – в городе Стагира (Фракия), Фалес – в Милете, Иоанн Богослов и Дева Мария – в Эфесе, могила Ганнибала – около Никеи (Изник), Апостол Павел родился в Тарсе, Святой Николай — в городе Патаре, Святой Георгий Победоносец – в Каппадокии, Геродот родом из Бодрума. Греки владели этой землей с 1100 года до н.э., а сельджуки завоевали ее в лишь в XI веке н.э., при этом практически не уничтожив ни греческого населения, ни греческой культуры. В сознании жителей Анатолии эта земля настолько сильно ассоциировалась с римлянами, что все, кто основывал здесь свои государства после Римской империи, старались подчеркнуть преемственность – византийцы именовали себя ромеями («римлянами» по-гречески), сельджуки назвали свой султанат Румским. А османский султан Селим I вообще объявил себя прямым наследником Восточной Римской империи, правда, в том смысле, что имеет право владеть всеми землями, принадлежавшими ромеям.

2) Турция (по крайней мере, та ее часть, которую мы проехали) – ухоженная страна, мы не видели свалок или заброшенных полей, возделывается каждый пригодный клочок земли. Дома в сельской местности в основном добротные, развалюх, наподобие тех, что встречаются у нас буквально в 20-30 км от Москвы, мы не видели. В городах трущоб практически нет, остались неотремонтированные старые районы в Анкаре, Бурсе и Пергаме, но дома там вполне интересные с исторической точки зрения, их только немного подлатать и подкрасить. Нищих и попрошаек мы не встречали. И буквально на протяжении всего пути – активное новое строительство, целые районы новостроек с обязательными мечетями посередине. Между прочим, в эти дома вкладываются и наши с вами денежки – доход от туризма.

3) Мне явно не хватает знаний из истории Малой Азии и, слушая Шенола и инстинктивно понимая его предвзятость, я решила обязательно выяснить, как все было на самом деле. Явной неправды он не говорил, но использовал недомолвки, акцентировал внимание на одном и умалчивал о другом, давал выборочно отфильтрованную в собственных интересах информацию. Когда же наши туристы приперли его к стене вопросом о захвате турками Кипра, то Шенол с грустью сказал: «Я не политик, а экскурсовод». Думаю, что всем было бы лучше, если бы он помнил об этом всю дорогу и не позволял себе давать субъективных оценок.

Но я все же бесконечно благодарна Шенолу за то, что он дал толчок моим собственным изысканиям, я рылась в Интернете, я взяла в руки книги, читать которые до этой поездки мне бы просто не пришло в голову.

А напоследок я скажу – не стоить обижать русских женщин, мы молчим-молчим, а потом тихо проводим собственные изыскания и даем неслабый ответ на десятках страниц связного текста…

Турция: великое открытие древних цивилизаций (неспешный рассказ для неленивых и любопытных) Часть I

Автор Катерина

фото Marijn van den Brink